Шварц Чорный: поэт, композитор, социальный предприниматель и философ, астроном и египтолог, психолог и инструктор йоги, член Союза писателей России. О его неординарных текстах и творчестве писали такие СМИ, как «Ревизор», «Литературная газета», «Русская жизнь», «Перемены», «Альтерлит» и другие. Пока новая книга поэта готовится к публикации (о ней позже), предлагаем вниманию читателей авторский блог, посвящённый исследованиям новых интерпретаций поэзии с точки зрения современной психологии и функций бессознательного, поиску экспериментальных поэтических форм и инноваций, изучению ландшафта поэтической конъюнктуры в русскоязычных аудиториях разных стран и многим иным неожиданным темам.
*
Вы, селяне и праведники, не на шутку боящиеся щекотки правды, со своей ходячей функцией бездельников от литературы, выпрастывая популярные образцы ритмов жизни, похищенных в ответвлениях московского (питерского, свердловского) метро, считаетесь мастерами современного искусства – по объяснению подобного же вам телемонстра с ухваткой цирковой обезьяны.
Вы – издавна и не по праву поселившиеся в зверинце непарнокопытных людей и смыслов, – устанавливаете свои законы бытия поэтов в поэзии и бессознательного в сознании… помните и намотайте себе на ус: уж кто-кто, но обезьянки не нуждаются в оправдании ими же созданной лжи. И даже старый, ста-а-аренький мимесис Аристотеля им не подмога: оправдание похищенно-сплагиаченного – да. Очеловечивания – нет, никогда не будет!
Искусство вообще – это бережное отношение к континууму времени. Искусство в частности – укладка дорожных плит на пути к метазнанию. Причём в кратчайшие сроки, ведь жизнь не то чтоб коротка, она стремительна до поспешности. Летящий по трассе мерседес не может догнать быстроногого Ахиллеса. Который, в свою очередь, намного отстал от ползущей парменидовской черепахи: являя вечное ускользание измерения от счёта. Так и с поэзией…
Бес точности вступил в извечную войну с медлительностью победных передвижений византийца Нарсеса, придумавшего сверхновый порядок построения войск, как Маяковский – букв. Точность – символ срока. Поспешность – из мистических категорий, оправданных назначением знания. Ведь искусство ежесекундно подпитывается неизменным, ответственным, лестным – в перспективе тысячелетий. А чем отличаемся от обезьяны… да тем, что можно составить формулу движения кинематики, причём мгновенно. Будучи внутри клетки, обезьяна прозревает прямо противоположное, лицезря пределы существования, что тоже неплохо. Она даже может создать импрессионистическую метафору, но преобразовать её в лимитационную аббревиатуру – никогда.
Символ – обрезок улетевшего в никуда ковра-самолёта. Образчик содержания импрессионистского ландшафта, не более. Реальность отдаляется от вымысла в повестях, поэмах, пьесах, становясь мнимой головоломкой авантюрного мифа: volans truncum. «Летащим хоботом» вселенной Аристотеля, с которой мы начали заметку. Где наша душа, душа «дорожного укладчика», объявляет реальность абсолютом лирики – абсолютом сна, грёз. Небытия. Причём…
Причём сердце наше, разбившись о символы «летающих хоботов», бьётся в судороге априоризма, пытаясь выжить в истине (все)возможных условий. Условий субъективного, не априорного. И в этом – оригинальность индивида. В этом – аристотелевская категориальность самой Лирики с большой буквы. В том – оригинальность идеальных смыслов. Пополненных вокабуляром отвлечённых последовательностей. Равных двусмысленности субъектов – от обезьянки, пусть и литературной, до человека, пусть далёкого от Поэзии.
